Бестиарий, существа, мифология, мифы и легенды, арты
Кладенец — злой дух в славянской мифологии, стерегущий клады и сокровища (часто в горах).
⭕ ВНЕШНИЙ ОБЛИК
Обычно сторожу кладов приписывали человеческий облик. В образе невысокого мужичка или старичка он выглядел либо чрезвычайно богато (в серебряном кафтане, серебряных башмаках и золотой шапочке), либо напротив — совершенно нищенски (в лохмотьях или рваной одежде). Мог, однако, показаться и неясной тенью человека, а то и вовсе подать о себе знать лишь голосом.
Наряду с этим фигурировали, хоть и реже, зооморфные образы. Так, на Урале бытовало поверье, что все подземные богатства, включая клады, сторожит рогатая лошадь с чугунными копытами. Впрочем, оно было не единственным. Хозяйка Медной горы в сказах П. Бажова отвечала за природные богатства края, а Огневушка-поскакушка как раз была причастна к кладам: могла указать, а могла и наказать.
На русском Севере, в частности, в Вологодских краях кладовой дух раздваивался на «лаюна», обращавшегося в собаку-лайку, и «щекотуна», выступавшего в образе сороки-щекотухи.
⭕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ
Считалось, что в роли кладовика могли выступать самые разные персонажи: представители нечистой силы; души людей, которым клад принадлежал; души тех, кто был убит и похоронен поблизости; животные, птицы, змеи и т. д. В одном из рассказов старожила, который передавался в его роду из поколения в поколение, о кладовиках сообщается так: «ино место опившиеся люди, ино место — проклятые, а коли — и сами князья бесовские».
⭕ ПОДЧИНЕННОСТЬ И ХАРАКТЕР
В последнем случае предусматривался специальный ритуал выборов кладовиков из бесовской среды, подчиненной колдуну, который проводился исключительно в ночь на Ивана Купалу. О периодичности этой процедуры, то есть была ли она ежегодной, ничего неизвестно (интересно, а предвыборную программу кандидаты представляли?).
Когда речь шла о людских душах, предполагалось, что они выступают невольниками кладов, будучи заколдованными и подчиненными нечистой силе, и страдают от этого, а иногда даже являются живым во снах и просят — умоляют освободить их. Ответствование на эти мольбы признавалось делом многотрудным и очень опасным.
Сторож из разряда умерших хозяев клада или кладоискателей мог предостеречь посягнувшего на сокровище. В одной из историй говорится, что одному мужику, пытавшему счастье, явился кладовик и сказал: «Зачем ты роешь, беду на себя накликаешь, я вот тоже копал, копал, да сюда и попал; беги лучше скорей, а то товарищем мне будешь».
Такая лояльность имела место далеко не всегда. Будто бы случалось и такое: кладовик утаскивал покусившегося на охраняемый им клад, коли тот приходил более двух раз, да еще и заставлял заменить себя «на посту», произнеся магическую формулу: «Сколько я сидел, теперь ты посиди». Видно, и для самих сторожей возложенная на них охранная деятельность была несладкой.
Но человеку свойственно верить в наилучший исход дела, а потому людская молва сберегла и повествования о чудесной помощи кладовиков (правда, очень редкие). Например, о том, как под Новгородом оберегать клад была поставлена душа младенца, умершего некрещеным, который вырос в мире мертвых и, встретившись со своим живым братом, одарил его богатством. За это кладовик был наказан свои куратором — чертом.
